Жуткому, фальшивому лесу, в котором нет ничего привычного человеческому взору. Не стоит оборачиваться спиной к этим деревьям  – они могут наброситься сзади. Ползучие лианы только и ждут, чтобы обвить ногу и утащить в темный провал, чуть прикрытый травой. Которая трава лишь с виду,   – на ней не нужно спать под ласковым солнцем. Любой зверек в этом лесу видит в тебе исключительно пищу, любая колючка излучает сильный яд. тут нет ничего постоянного, тут все рождается для того, чтобы жрать, убивать, гнить заживо и быть сожранным, наполняя пространство болью.

Когда меня в очередной, третий, раз вынимали из пылающего танка, я начал понимать, что с армейской карьерой у меня, похоже, не заладилось. Те, кто начинал эту войну, давно умерли не своей смертью. При этом, наверное, только они помнили, как на этом месте все выглядело до первых боев. А выходить, только те, кто отсутствовал среди живых, могли бы ответить на вопрос, отчего это облезлое, некогда выкрашенное в пошловато-розовенький цвет, двухэтажное сооружение, когда-то называвшееся детским садом, уцелело после всех бомбежек?