Надо мной простиралось безмерно черное небо с вкрапленными в него острыми крупинками звезд, которые поблескивали сиреневым светом. Ночной воздух разделялся студенистыми лентами, ровно плавился в жарком мареве. Каждый Новый год у нас отныне встречали так, будто он был первым в человеческой истории, а до того влачились через пень колоду никчемные времена. Доброе старое прошлое хоронили с песнями, а будущее представлялось прекрасным. Это, похоже, закреплялось в традицию.

Когда меня в очередной, третий, раз вынимали из пылающего танка, я начал понимать, что с армейской карьерой у меня, похоже, не заладилось. Те, кто начинал эту войну, давно умерли не своей смертью. При этом, наверное, только они помнили, как на этом месте все выглядело до первых боев. А выходить, только те, кто отсутствовал среди живых, могли бы ответить на вопрос, отчего это облезлое, некогда выкрашенное в пошловато-розовенький цвет, двухэтажное сооружение, когда-то называвшееся детским садом, уцелело после всех бомбежек?